В этом разделе представлены прозаические работы Намжила Нимбуева
Сейчас на сайте размещено 6 работ
| № | Название | Ссылка |
| 7 | Рождение песни | Прочитать |
| 6 | Светлана (новелла) | Прочитать |
| 5 | Возрождение смутьяна Намсарая | Прочитать |
| 4 | Хорэш, усь-усь! | Прочитать |
| 2 | Старость надо уважать | Прочитать |
| 1 | ОДИНОКИЙ ОСЕННИЙ ТРАМВАЙ | Прочитать |
Статья №7
Название: Рождение песни
Мой институтский друг Илья Банзатов был типичным выходцем из городских бурят. Его детство и ранняя юность прошли на улицах Старого города в пестром мире людских страстей и нравов. Илья вырос в интеллигентной семье филологов, поэтому русское воспитание самым благоприятным образом сказалось на его духовной культуре. Он любил Рембо и увлекался старинными романсами. Однажды перед самыми госэкзаменами мы устроили у него на даче студенческую пирушку, она должна была разрядить нас. Собрались наши однокурсники с хорового отделения, приятели из педагогического, несколько журналистов. Нима Дагбаев, молодой ученый, привел одного польского ориенталиста. Вечер удался. Девчонки разыграли остроумные шоу, Володя Хэшигдуев спел под гитару Высоцкого. Двое парней с бурфака сцепились на веранде с поляком и спорили о достоинствах агглюнативных языков. Илья сел за пианино и запел романсы. Все окружили его. - Чудесно, - сказал польский ориенталист. – А вы не споете нам свои песни. Бурятские? - Не знаю, - сказал Илья и покраснел. Нам стало неприятно и мы замолчали. Поляк догадался. - Впрочем, ничего страшного, - сказал он. Илья вдруг поднялся и вышел из комнаты. Поляк виновато переглянулся с Нимой и показал на часы. Тут вошел Илья. Вид у него был спокойный. - Простите меня, - сказал поляк. - Да что вы, - улыбнулся Илья. – Такие пустяки. Мы облегченно зашумели и подняли тост. Илья веселился вместе со всеми, танцевал, но за пианино уже не садился. Вскоре после выпускного вечера я зашел к Илье вернуть ноты. Мне открыла мать и сообщила, что Илья куда-то исчез, забрав свои вещи и документы. Я заверил ее, что это очередное чудачество моего странного друга и через неделю он объявится. Но прошел месяц, другой. Ильи не было. Весной неожиданно позвонила мне его мать. Она получила от сына первое письмо. Оказывается, Илья работал в одной из глухих деревушек Кижингинской долины учителем пения и домой возвращаться не думал. Я пообещал, что положу конец его чудачествам, и на следующий день сел в районный автобус. Добравшись с шоссе до деревни на попутной телеге, я спросил у девочки, стиравшей белье, где живет Илья Банзатов, учитель пения. «А-а, Илья Доржиевич!» – воскликнула маленькая прачка и показала мне сельский клуб. Я поднялся на крыльцо ветхого строения и заглянул внутрь. На крохотной сцене пел детский хор, а за пианино сидел Илья в строгом костюме с бабочкой. Песня кончилась, малыши окружили учителя и загомонили. Илья щелкнул одного из певцов по лбу и принялся весело лопотать, уморительно закатывая глаза. Я вошел в зал. Илья заметил меня и обрадованно поспешил навстречу. Отпустив детей, он смущенно объяснил, что они готовятся к майским праздникам, расспросил городские новости. Затем поманил к пианино и спел несколько бурятских песен. Они были просты и задушевны, народный юмор звучал в каждой их ноте. Я хотел спросить, чьи они, но вдруг догадался. Вот почему он загадочно исчез. Мне стало досадно за себя, за свои серые будни в городской филармонии. Всю ночь мы проговорили с Ильей, а утром я пешком ушел к кижингинскому тракту. Через некоторое время я узнал о смерти Ильи. У него случился третий приступ аппендицита. Местная фельдшерица опознала простое расстройство и посоветовала горячие грелки. Эти злосчастные грелки и весеннее бездорожье были причиной нелепой смерти. Илья скончался на операционном столе. Однажды я поехал с этнографической экспедицией в Агинские степи. На пути в Зугалай нас обогнал грузовик с девушками. В кузове гремела шутливая песня о влюбленном молодом буряте. Я вспомнил знакомую мелодию и пианино в старом сельском клубе. Это была песня Ильи. РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ Мой институтский друг Илья Банзатов был типичным выходцем из городских бурят. Его детство и ранняя юность прошли на улицах Старого города в пестром мире людских страстей и нравов. Илья вырос в интеллигентной семье филологов, поэтому русское воспитание самым благоприятным образом сказалось на его духовной культуре. Он любил Рембо и увлекался старинными романсами. Однажды перед самыми госэкзаменами мы устроили у него на даче студенческую пирушку, она должна была разрядить нас. Собрались наши однокурсники с хорового отделения, приятели из педагогического, несколько журналистов. Нима Дагбаев, молодой ученый, привел одного польского ориенталиста. Вечер удался. Девчонки разыграли остроумные шоу, Володя Хэшигдуев спел под гитару Высоцкого. Двое парней с бурфака сцепились на веранде с поляком и спорили о достоинствах агглюнативных языков. Илья сел за пианино и запел романсы. Все окружили его. - Чудесно, - сказал польский ориенталист. – А вы не споете нам свои песни. Бурятские? - Не знаю, - сказал Илья и покраснел. Нам стало неприятно и мы замолчали. Поляк догадался. - Впрочем, ничего страшного, - сказал он. Илья вдруг поднялся и вышел из комнаты. Поляк виновато переглянулся с Нимой и показал на часы. Тут вошел Илья. Вид у него был спокойный. - Простите меня, - сказал поляк. - Да что вы, - улыбнулся Илья. – Такие пустяки. Мы облегченно зашумели и подняли тост. Илья веселился вместе со всеми, танцевал, но за пианино уже не садился. Вскоре после выпускного вечера я зашел к Илье вернуть ноты. Мне открыла мать и сообщила, что Илья куда-то исчез, забрав свои вещи и документы. Я заверил ее, что это очередное чудачество моего странного друга и через неделю он объявится. Но прошел месяц, другой. Ильи не было. Весной неожиданно позвонила мне его мать. Она получила от сына первое письмо. Оказывается, Илья работал в одной из глухих деревушек Кижингинской долины учителем пения и домой возвращаться не думал. Я пообещал, что положу конец его чудачествам, и на следующий день сел в районный автобус. Добравшись с шоссе до деревни на попутной телеге, я спросил у девочки, стиравшей белье, где живет Илья Банзатов, учитель пения. «А-а, Илья Доржиевич!» – воскликнула маленькая прачка и показала мне сельский клуб. Я поднялся на крыльцо ветхого строения и заглянул внутрь. На крохотной сцене пел детский хор, а за пианино сидел Илья в строгом костюме с бабочкой. Песня кончилась, малыши окружили учителя и загомонили. Илья щелкнул одного из певцов по лбу и принялся весело лопотать, уморительно закатывая глаза. Я вошел в зал. Илья заметил меня и обрадованно поспешил навстречу. Отпустив детей, он смущенно объяснил, что они готовятся к майским праздникам, расспросил городские новости. Затем поманил к пианино и спел несколько бурятских песен. Они были просты и задушевны, народный юмор звучал в каждой их ноте. Я хотел спросить, чьи они, но вдруг догадался. Вот почему он загадочно исчез. Мне стало досадно за себя, за свои серые будни в городской филармонии. Всю ночь мы проговорили с Ильей, а утром я пешком ушел к кижингинскому тракту. Через некоторое время я узнал о смерти Ильи. У него случился третий приступ аппендицита. Местная фельдшерица опознала простое расстройство и посоветовала горячие грелки. Эти злосчастные грелки и весеннее бездорожье были причиной нелепой смерти. Илья скончался на операционном столе. Однажды я поехал с этнографической экспедицией в Агинские степи. На пути в Зугалай нас обогнал грузовик с девушками. В кузове гремела шутливая песня о влюбленном молодом буряте. Я вспомнил знакомую мелодию и пианино в старом сельском клубе. Это была песня Ильи. РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ Мой институтский друг Илья Банзатов был типичным выходцем из городских бурят. Его детство и ранняя юность прошли на улицах Старого города в пестром мире людских страстей и нравов. Илья вырос в интеллигентной семье филологов, поэтому русское воспитание самым благоприятным образом сказалось на его духовной культуре. Он любил Рембо и увлекался старинными романсами. Однажды перед самыми госэкзаменами мы устроили у него на даче студенческую пирушку, она должна была разрядить нас. Собрались наши однокурсники с хорового отделения, приятели из педагогического, несколько журналистов. Нима Дагбаев, молодой ученый, привел одного польского ориенталиста. Вечер удался. Девчонки разыграли остроумные шоу, Володя Хэшигдуев спел под гитару Высоцкого. Двое парней с бурфака сцепились на веранде с поляком и спорили о достоинствах агглюнативных языков. Илья сел за пианино и запел романсы. Все окружили его. - Чудесно, - сказал польский ориенталист. – А вы не споете нам свои песни. Бурятские? - Не знаю, - сказал Илья и покраснел. Нам стало неприятно и мы замолчали. Поляк догадался. - Впрочем, ничего страшного, - сказал он. Илья вдруг поднялся и вышел из комнаты. Поляк виновато переглянулся с Нимой и показал на часы. Тут вошел Илья. Вид у него был спокойный. - Простите меня, - сказал поляк. - Да что вы, - улыбнулся Илья. – Такие пустяки. Мы облегченно зашумели и подняли тост. Илья веселился вместе со всеми, танцевал, но за пианино уже не садился. Вскоре после выпускного вечера я зашел к Илье вернуть ноты. Мне открыла мать и сообщила, что Илья куда-то исчез, забрав свои вещи и документы. Я заверил ее, что это очередное чудачество моего странного друга и через неделю он объявится. Но прошел месяц, другой. Ильи не было. Весной неожиданно позвонила мне его мать. Она получила от сына первое письмо. Оказывается, Илья работал в одной из глухих деревушек Кижингинской долины учителем пения и домой возвращаться не думал. Я пообещал, что положу конец его чудачествам, и на следующий день сел в районный автобус. Добравшись с шоссе до деревни на попутной телеге, я спросил у девочки, стиравшей белье, где живет Илья Банзатов, учитель пения. «А-а, Илья Доржиевич!» – воскликнула маленькая прачка и показала мне сельский клуб. Я поднялся на крыльцо ветхого строения и заглянул внутрь. На крохотной сцене пел детский хор, а за пианино сидел Илья в строгом костюме с бабочкой. Песня кончилась, малыши окружили учителя и загомонили. Илья щелкнул одного из певцов по лбу и принялся весело лопотать, уморительно закатывая глаза. Я вошел в зал. Илья заметил меня и обрадованно поспешил навстречу. Отпустив детей, он смущенно объяснил, что они готовятся к майским праздникам, расспросил городские новости. Затем поманил к пианино и спел несколько бурятских песен. Они были просты и задушевны, народный юмор звучал в каждой их ноте. Я хотел спросить, чьи они, но вдруг догадался. Вот почему он загадочно исчез. Мне стало досадно за себя, за свои серые будни в городской филармонии. Всю ночь мы проговорили с Ильей, а утром я пешком ушел к кижингинскому тракту. Через некоторое время я узнал о смерти Ильи. У него случился третий приступ аппендицита. Местная фельдшерица опознала простое расстройство и посоветовала горячие грелки. Эти злосчастные грелки и весеннее бездорожье были причиной нелепой смерти. Илья скончался на операционном столе. Однажды я поехал с этнографической экспедицией в Агинские степи. На пути в Зугалай нас обогнал грузовик с девушками. В кузове гремела шутливая песня о влюбленном молодом буряте. Я вспомнил знакомую мелодию и пианино в старом сельском клубе. Это была песня Ильи. РОЖДЕНИЕ ПЕСНИ Мой институтский друг Илья Банзатов был типичным выходцем из городских бурят. Его детство и ранняя юность прошли на улицах Старого города в пестром мире людских страстей и нравов. Илья вырос в интеллигентной семье филологов, поэтому русское воспитание самым благоприятным образом сказалось на его духовной культуре. Он любил Рембо и увлекался старинными романсами. Однажды перед самыми госэкзаменами мы устроили у него на даче студенческую пирушку, она должна была разрядить нас. Собрались наши однокурсники с хорового отделения, приятели из педагогического, несколько журналистов. Нима Дагбаев, молодой ученый, привел одного польского ориенталиста. Вечер удался. Девчонки разыграли остроумные шоу, Володя Хэшигдуев спел под гитару Высоцкого. Двое парней с бурфака сцепились на веранде с поляком и спорили о достоинствах агглюнативных языков. Илья сел за пианино и запел романсы. Все окружили его. - Чудесно, - сказал польский ориенталист. – А вы не споете нам свои песни. Бурятские? - Не знаю, - сказал Илья и покраснел. Нам стало неприятно и мы замолчали. Поляк догадался. - Впрочем, ничего страшного, - сказал он. Илья вдруг поднялся и вышел из комнаты. Поляк виновато переглянулся с Нимой и показал на часы. Тут вошел Илья. Вид у него был спокойный. - Простите меня, - сказал поляк. - Да что вы, - улыбнулся Илья. – Такие пустяки. Мы облегченно зашумели и подняли тост. Илья веселился вместе со всеми, танцевал, но за пианино уже не садился. Вскоре после выпускного вечера я зашел к Илье вернуть ноты. Мне открыла мать и сообщила, что Илья куда-то исчез, забрав свои вещи и документы. Я заверил ее, что это очередное чудачество моего странного друга и через неделю он объявится. Но прошел месяц, другой. Ильи не было. Весной неожиданно позвонила мне его мать. Она получила от сына первое письмо. Оказывается, Илья работал в одной из глухих деревушек Кижингинской долины учителем пения и домой возвращаться не думал. Я пообещал, что положу конец его чудачествам, и на следующий день сел в районный автобус. Добравшись с шоссе до деревни на попутной телеге, я спросил у девочки, стиравшей белье, где живет Илья Банзатов, учитель пения. «А-а, Илья Доржиевич!» – воскликнула маленькая прачка и показала мне сельский клуб. Я поднялся на крыльцо ветхого строения и заглянул внутрь. На крохотной сцене пел детский хор, а за пианино сидел Илья в строгом костюме с бабочкой. Песня кончилась, малыши окружили учителя и загомонили. Илья щелкнул одного из певцов по лбу и принялся весело лопотать, уморительно закатывая глаза. Я вошел в зал. Илья заметил меня и обрадованно поспешил навстречу. Отпустив детей, он смущенно объяснил, что они готовятся к майским праздникам, расспросил городские новости. Затем поманил к пианино и спел несколько бурятских песен. Они были просты и задушевны, народный юмор звучал в каждой их ноте. Я хотел спросить, чьи они, но вдруг догадался. Вот почему он загадочно исчез. Мне стало досадно за себя, за свои серые будни в городской филармонии. Всю ночь мы проговорили с Ильей, а утром я пешком ушел к кижингинскому тракту. Через некоторое время я узнал о смерти Ильи. У него случился третий приступ аппендицита. Местная фельдшерица опознала простое расстройство и посоветовала горячие грелки. Эти злосчастные грелки и весеннее бездорожье были причиной нелепой смерти. Илья скончался на операционном столе. Однажды я поехал с этнографической экспедицией в Агинские степи. На пути в Зугалай нас обогнал грузовик с девушками. В кузове гремела шутливая песня о влюбленном молодом буряте. Я вспомнил знакомую мелодию и пианино в старом сельском клубе. Это была песня Ильи. Мой институтский друг Илья Банзатов был типичным выходцем из городских бурят. Его детство и ранняя юность прошли на улицах Старого города в пестром мире людских страстей и нравов. Илья вырос в интеллигентной семье филологов, поэтому русское воспитание самым благоприятным образом сказалось на его духовной культуре. Он любил Рембо и увлекался старинными романсами. Однажды перед самыми госэкзаменами мы устроили у него на даче студенческую пирушку, она должна была разрядить нас. Собрались наши однокурсники с хорового отделения, приятели из педагогического, несколько журналистов. Нима Дагбаев, молодой ученый, привел одного польского ориенталиста. Вечер удался. Девчонки разыграли остроумные шоу, Володя Хэшигдуев спел под гитару Высоцкого. Двое парней с бурфака сцепились на веранде с поляком и спорили о достоинствах агглюнативных языков. Илья сел за пианино и запел романсы. Все окружили его. - Чудесно, - сказал польский ориенталист. – А вы не споете нам свои песни. Бурятские? - Не знаю, - сказал Илья и покраснел. Нам стало неприятно и мы замолчали. Поляк догадался. - Впрочем, ничего страшного, - сказал он. Илья вдруг поднялся и вышел из комнаты. Поляк виновато переглянулся с Нимой и показал на часы. Тут вошел Илья. Вид у него был спокойный. - Простите меня, - сказал поляк. - Да что вы, - улыбнулся Илья. – Такие пустяки. Мы облегченно зашумели и подняли тост. Илья веселился вместе со всеми, танцевал, но за пианино уже не садился. Вскоре после выпускного вечера я зашел к Илье вернуть ноты. Мне открыла мать и сообщила, что Илья куда-то исчез, забрав свои вещи и документы. Я заверил ее, что это очередное чудачество моего странного друга и через неделю он объявится. Но прошел месяц, другой. Ильи не было. Весной неожиданно позвонила мне его мать. Она получила от сына первое письмо. Оказывается, Илья работал в одной из глухих деревушек Кижингинской долины учителем пения и домой возвращаться не думал. Я пообещал, что положу конец его чудачествам, и на следующий день сел в районный автобус. Добравшись с шоссе до деревни на попутной телеге, я спросил у девочки, стиравшей белье, где живет Илья Банзатов, учитель пения. «А-а, Илья Доржиевич!» – воскликнула маленькая прачка и показала мне сельский клуб. Я поднялся на крыльцо ветхого строения и заглянул внутрь. На крохотной сцене пел детский хор, а за пианино сидел Илья в строгом костюме с бабочкой. Песня кончилась, малыши окружили учителя и загомонили. Илья щелкнул одного из певцов по лбу и принялся весело лопотать, уморительно закатывая глаза. Я вошел в зал. Илья заметил меня и обрадованно поспешил навстречу. Отпустив детей, он смущенно объяснил, что они готовятся к майским праздникам, расспросил городские новости. Затем поманил к пианино и спел несколько бурятских песен. Они были просты и задушевны, народный юмор звучал в каждой их ноте. Я хотел спросить, чьи они, но вдруг догадался. Вот почему он загадочно исчез. Мне стало досадно за себя, за свои серые будни в городской филармонии. Всю ночь мы проговорили с Ильей, а утром я пешком ушел к кижингинскому тракту. Через некоторое время я узнал о смерти Ильи. У него случился третий приступ аппендицита. Местная фельдшерица опознала простое расстройство и посоветовала горячие грелки. Эти злосчастные грелки и весеннее бездорожье были причиной нелепой смерти. Илья скончался на операционном столе. Однажды я поехал с этнографической экспедицией в Агинские степи. На пути в Зугалай нас обогнал грузовик с девушками. В кузове гремела шутливая песня о влюбленном молодом буряте. Я вспомнил знакомую мелодию и пианино в старом сельском клубе. Это была песня Ильи.
III поэтический турнир им. Намжила Нимбуева (2013):
II поэтический турнир им. Намжила Нимбуева (2009):
