В этом разделе представлены стихотворения Намжила Нимбуева
Сейчас на сайте размещено 150 стихов
Стихи Нимбуева, переведенные на другие языки
Страница №10
Страницы: №1 №2 №3 №4 №5 №6 №7 №8 №9 №10 №11 №12 №13 №14 №15
Женщины носят под сердцем детей.
Женщины носят под сердцем детей. Поэты - первые книги. Стихи и люди встречаются. И вновь возникает вечная завязь света и доброты.
Стою на планете
Стою на планете под деревом моей родины. Играю словом - румяным краснощеким яблоком - подкидываю и ловлю его, подкидываю и ловлю его. Меня обступили со всех сторон лошади, цветы, дети. И немым тысячецветным взглядом просят не прерывать моего занятия. Стою на планете под деревом моей родины. Играю словом - румяным краснощеким яблоком - подкидываю и ловлю его, подкидываю и ловлю его... И нет времени слезы вытереть.
Сегодняшней ночью
Сегодняшней ночью приснился мне смуглой предок. Он пел в изголовье гортанные песни и с жалостью щупал мои прямые, оглоблями, ноги.
ОСЕНЬ В ЕРАВНИНСКИХ ЛЕСАХ
Плач тайги обнаженной по утерянным листьям ежегоден и прост. Это осень. На ладони гранитной гряды, ветру синей Еравны открытой, бьется мой незаметный костер, не желая так скоро угаснуть. Как сильна материнская кровь! Словно зверя в родную берлогу, гонит в край, где моя колыбель не качалась. О Еравна! Размах твоих крыльев широк. Мускулистые ноги изменят диковатой и резвой косуле, пожелавшей тебя обежать. Тайны дебрей твоих непреступны, в гордой шири степей и лесов каждый камень и лист вольным духом отчизны настоян. Воздух чист и прозрачен. Полифония гулкого неба стоголосым органом звучит. Аромат ковыля, как печаль прошлогоднего снега, летуч. А природа вершит сердцу милый обряд: ассонансы таежных долин, пантомима влюбленного лося, крики чаек над Гундой печальной, бег непуганых пестрых косуль, источающих мускус неслышно... И в прозрачной тиши над лощинами стойбищ былых слышу я голоса неувиденных предков своих. Оживают они, словно я вызвать смог преставление света, словно говор людской, век назад отзвучавший, возвращают распадки хребтов: смех гарцующих в седлах парней, гул овечьих отар, звон чугунных стремян, крик детей у задымленных юрт, звук матерчатых легких гутулов. Все является мне в приглушенной годами беседе мудрых предков, ушедших из этих степей, не дождавшись меня, не дождавшись меня. Плач тайги обнаженной по утерянным листьям ежегоден и прост. Это осень. Мне сегодня светло и печально. Я пришел попрощаться на год иль совсем. Никогда я не пел, но сейчас в сердце парня рождается песня, словно ласточка крылья свои расправляет. Это будет осенняя песня, и грусть прозвенит в каждой ноте. Так поют длинногорлые гуси, над родными лугами кружась. Буду петь я, мне струны нужны, чтоб подыгрывать песне своей, словно пряди возлюбленной гладя. Где мой хур, тонкошеий тоскующий хур, что закопан в степи моим предком? Где мой хур? Песня сердца быть спетой желает и щекочет уста.
Вдали, на чужбине,
Вдали, на чужбине, о родине мысли светлы и прекрасны. Острей ощущаю: она у меня одна.
В РОДНОМ УЛУСЕ
Здесь женщины смуглы - они в долинах целовались с солнцем. В них молоко томится, мечтая жизнь вскормить. А брови гнутые над изумленьем глаз - как ласточек стремительные крылья. В свои комбайны парни влюблены, так старики коней боготворили... А старики сидят на солнцепеке, прошедшие перебирают дни, считают весны, осени свои. Их речь скупая - аромат сандала, цветущего раз в десять лет. Они живут, как птицы иль деревья, и умирают, мудро улыбаясь: в песке у ног играют дети, которые достроят дом.
У КАРТИНЫ ЛЕВИТАНА
Пронзительное золото листвы, Как вкус воды в серебряном кувшине. В пруду мерцает терпкое вино, Настоянное на медовых травах. Неубранные рыжие стога Хранят в себе пахучий образ лета. Леса стоят печальны и строги, Полны воспоминанием неясным О клейкости зеленой первых почек... Осенняя щемящая душа, На кисть творца попавшись, Томится в светлом ожиданье чуда: Магическое слово прозвучит - Холст обретет и время, и пространство, В лицо повеет свежестью осенней, Редеющие кроны всколыхнутся, Проснутся и запахнут иммортели. Продрогший лист меж небом и землей, Мазок багряно-желтый и скупой, Припомнит вдруг, что он листок осины, И свой полет прощальный совершит.
РАЗГОВОР С ВЕКОМ
Я - ХХ века бурят, скотоводов безвестных потомок. Надо мною горят, солнца горят из неона. Каменный город - моя колыбель. Я как рыба в воде в какофонии адских машин. Очагом мне служила конфорка, иноходцем рысистым - трамвай. Вольный дух пустырей, голубятен чердачных - во мне. Тайны тихих задворков, заброшенных старых церквушек - мне ведомы с детства. Царство шумных проспектов и улиц бурливых русской речи меня научило, она - материнскою кровью во мне. В пестром мире страстей каждый день я себя открываю и по-детски дивлюсь: как я был ограничен вчера. а в дни неурядиц случайных я бодрю свое сердце иронией едкой. Но когда раз в году из улуса глухого к нам в гости приезжает столетний мой дед и, от чарки одной захмелев, стоя песню тянуть начинает, позабытую старую песню - почему я слабею, рыдания горло мне душат, а глаза набухают, вдруг огромней от слез становясь? Я - вселенского джаза дитя - почему я рыдаю? «Слез не надо стыдиться, это - новое время пришло, а вчерашнее в Лету уходит. Расставанье - печали сестра, ты ведь предков достойный потомок, оттого голоса их живучи в тебе. Прошлое тоже прекрасно, но прекраснее завтрашний день. Это пращуры знают и тебя не винят», - говорил мне мой разум. г. Москва
ВОЗРАЖЕНИЕ НЕЗНАКОМЦУ
Не равняй Бурятию с Кавказом, Где высокогруды и круты В белых шапках, вышитых алмазом, Пляшут кругом горные хребты. Здесь у нас тропа вертеть не будет По ущельям тесным седока, Из дремоты властно не разбудит Несравнимый запах шашлыка И сорвавшись в пропасть, как подранок Не забьется эхо вдалеке. Вереницы сказочных горянок Не сойдут с кувшинамим к реке. Здесь не будут пылкие джигиты Прыгать в седла, недругов кляня. И с глазами, впавшими в орбиты Рвать клинки дамасские с ремня. Не сойдутся скалы в поединке, Весело хватая стремена. И узоры огненной лезгинки Не совьет визгливая зурна. Не равняй Бурятию с Кавказом, А сойди с коня вначале, друг. Надо жизнь оценивать не сразу И людей оценивать не вдруг. У степей, где вырос я когда-то Красота святая и своя, Ты попробуй позови бурята За собой в далекие края. Посули рубли ему мешками, Золотые горы посули. Он смущенно разведет руками - Мол, корнями ноги в степь вросли. Смуглая, скуластая бурятка Выйдя в степь с отарой по утру Вместе с песней весело и гладко Вяжет песни,сидя на юру Ласково тугое небо бъется О подошвы стоптанных унтов Через сердце стадо мерно льется Тысячею пенистых валов А табунщик неумело вроде Хур ласкает медленно рукой, Пара струн - и тысяча мелодий, И одна напевнее другой.
Умереть бы в седле
«Умереть бы в седле со стрелою под сердцем, как истый бурят!» ...Ах, опять размечтался, немощный интеллигент.